Зелёная рожа в зеркале, идущая откуда то из позвоночника дрожь по всему телу и просто радиоактивный перегар – последствия еще одной попытки поймать мечту и ответ на мудацкий вопрос – куда приводит пьяное ковыряние во влагалищах в поисках потерянного рая?
— Медведково. – сначала в ванную просовывается голова Олега, потом появляется и тело. – Ёб твою мать, это Медведково. Хуево-кукуево. Как нас сюда занесло?
Вопрос риторический. Клуб – алкоголь – девочки — хуево-кукуево.
Олег протискивается мимо меня к унитазу. Под глазом у него бланш. Я продолжаю разглядывать себя в зеркало, потому что цвет моего лица просто завораживает.
— Если ты еще раз скажешь эту свою фразу, я дам тебе в челюсть. – говорит Олег.
— Фразу?
— Да, блядь, фразу. Твою любимую.
Я недоуменно оглядываюсь и замечаю у друга еще и шишку на лбу. Она огромная и переливается перламутром.
— Мою любимую фразу…Какую?
— От которой одни неприятности. «Всё равно дома делать нечего». Еще раз так скажешь, и я тебя ударю. Эта фраза ломает мне жизнь.
Олег начинает материться, потому что только замечает, что у него сбился прицел, и он нассал огромную лужу мимо унитаза. Мокрая часть стены, та, куда била струя, напоминает мне силуэт спящего под плащом путника.
— Уходим отсюда, пока и тебя здесь не покалечили. – говорит он, застегнув ширинку. – Это плохой дом. Злой.
— Это она тебя так взгрела? – интересуюсь я. – Ну, эта твоя танцовщица.
— Стриптизёрша. – поправляет Олег. – Не, не она. Я не расскажу тебе. Никогда. Это жуткая история.
— Какая жуткая история может приключиться с тобой в спальне стриптизёрши? Разве что наручники и густо смазанный вазелином кабачок.
— Нет. Всё было хуже. Кошмарно жуткий ужас. Ужасно кошмарная жуть. Жутко…
— Перестань. Рассказывай.
— Ни-ког-да!
Мы хватаем свои куртки и через 3 минуты уже выходим из квартиры. Вслед нам кричат: Слушай, а ты так и не сказал, как тебя зовут?
Вы скоро анкеты, блядь, заполнять заставите, рычит Олег через плечо, пока мы кубарем скатываемся по лестнице.
Погода на улице под стать настроению – пасмурное холодное утро самого начала весны. У прохожих на лицах различная степень мизонтропии. Восприятие мира зависит от состояния твоего внутреннего мира, это понятно, но даже в лучшие времена я считал, что жителей этого говенного города можно разделить всего на 3 группы:
1.Те, что с радостью переломают тебе кости, а останки разбросают по округе.
2.Те, что с удовольствием поглядят, как представитель первый группы потрошит тебя голыми руками.
3.Те, что даже головы не повернут, проходя мимо толпы, которая развлекается, наблюдая как твою душу отделяют от тела.
До самого метро Олег забычено молчит. И лишь когда мы начинаем спускаться в переход его, наконец, прорывает.
— Беда всегда приходит непонятно откуда. Ты можешь быть тёртым калачем, стреляным воробьём и просто наикрутейшим парнем области. А потом появляется недобросовестный домовладелец и ты уже с разбитой башкой и фингалом под глазом сидишь и думаешь: «А вот к этому я был не готов…»
Меня начинает разбирать любопытство.
— Причем тут домовладелец?
Лицо Олега перекашивает гримаса отвращения.
— Если ты дерешь с постояльцев 700 баксов за вонючую берлогу со спаренным санузлом в ебенях названых в честь огородного вредителя, то будь любезен, хоть мебель почини.
— Чего?
— Во всём виновата ножка кровати. Она сломалась. Из-за неё вся хуйня.
Мы останавливаемся, и некоторое время наблюдаем за танцующей и поющей бомжихой. Аккомпанементом выступает такой же грязный и вонючий персонаж как и она, только мужского пола. Он делает вид, что играет на баяне и воет что-то вроде «ууиииуууу – уууиииууиии». «Танцовщица» иногда прерывает свою нечленораздельную песню и начинает хохотать как гиена. На груди у неё фанерная табличка «БЕЗ ФАНЕРЫ!!!», а у ног картонка на которой стоит пустая майонезная банка. На картонке надпись «Почему бы и нет?».
— Ума не приложу, куда смотрят санитары этого каменного леса? Кто эксгумировал эти тела? – удивляется Олег.
На меня неожиданно (с похмелья-то… и неожиданно?) накатывает тошнота. Говорю:
— Старик, что то мне херово, пойдём на улицу выйдем.
Он сразу соглашается.
— Идёт. Сразу и пива попьём. Дорасскажу тебе историю. Пусть тебе, еблану, будет уроком.
Мы останавливаемся у палатки и берем на оставшуюся в карманах мелочь пива. Пьём и некоторое время стоим молча, ожидая пока исчезнут острейшие из симптомов похмелья. Невдалеке чудик с неким существом (отдалённо напоминающим собаку, но с уверенностью сказать трудно) пристает к прохожим со словами «Я устал, брат. Тут одни сумасшедшие. Дай мне денег и я уеду отсюда, прикинь, брат». Существо подчеркивает глубину отчаяния чудика, пытаясь своими силами удавиться на поводке из бельевой веревки. Денег ему не дают, зато двое подгулявших с ночи гопников закидывают его вместе с питомцем в кусты живой изгороди.»Жизнь топчет меня ногами потому что я не сдаюсь. Прикинь, брат?», раздается из кустов. Гопники устраиваются неподалёку. Тоже пьют пиво и обсуждают приключившееся за ночь.
— Я так понимаю, у кровати сломалась ножка и ты повредил себе морду?
Олег презрительно кривится.
— В этом твоя самая большая ошибк а, дружище. Ты всегда всё упрощаешь и считаешь некоторые вещи самоочевидными. Ты не способен представить каким подлым может быть случай.
Я хмыкаю, но от комментария воздерживаюсь. Стоящий неподалёку гопник орёт на всю улицу :»А ей и говорю, пошли со мной, милая, и я выебу тебя так , что ты 2 недели заикаться будешь. А она такая мне и отвечает: ты, типо, козёл, потолок закоптить не боишься…»
— Ну ладно. Вкратце – когда мы разбежались по комнатам, мы с ней давай болтать о том, о сём, проговорили минут 40, а то и час. Смотрим на часы – 3 ночи, пора бы и в койку. Прерываю её рассказ о родной Пензе и говорю ей:
— Как насчет минета?
Она вроде как даже обрадовалась.
— Нет проблем!
Скидывает майку, джинсы, трусики и раскладывается на кровати в позе звезды. Вроде бы и неплохо, но я просил минет, поэтому объясняю ей:
— Солнышко, то, что ты сейчас делаешь, это приглашение к кунилингусу. Минет, это когда наоборот.
Она:
— Серьёзно?
Я стою и гадаю трахал ли её когда нибудь нормальный мужик? Или только импотенты из её клуба? Однако, дело нехитрое и азы она освоила быстро. Но дальше азов дело не пошло.
Я хихикаю и говорю:
— В смысле?
Олег допивает бутылку и кидает её в урну.
Поясняет:
— Минет просто ужасный. Хуже не видел. Ассоциативно – спятивший факир пытается зубами скальпировать подопечную кобру. Ебля машинки для заточки карандашей. Очень больно. Девушка совершенно бесталантна. Чему их в школах учат?
— И?
— И я говорю ей, ляг-ка на кроватку, и я отжарю тебя тем, что ты мне ещё не отгрызла. И понеслась. Сначала сломалась ножка у кровати. Пришлось перелечь на пол. Никакого кайфа. Тот же самый минет, только без зубов. Я смотрю на неё и поверить не могу что она, стриптизерша, совершенно не умеет ебаться. Дергается не в такт, а так, словно у неё припадок эпилепсии и бормочет какую-то ерунду вроде » О Господи, мой тигр, ты такой, ты сякой». Пиздец. Потом я заснул.
— Заснул?
— Ага. Прям в процессе ебли.
Я качаю головой.
— Ты такой идиот, что я прям диву даюсь.
— Не перебивай. Так вот…Уснул, короче. Просыпаюсь через некоторое время и думаю: отличная тренировка — спать и ебаться, самое то перед маячащей впереди семейной жизни. А теперь надо отлить. Вскакиваю, чувствуя при этом, что гандон остается у неё внутри, и со всей дури врезаюсь лбом в угол столешницы. Нокаут. Сколько я так провалялся, неизвестно. Когда пришел в себя, то обнаружил еще и фингал. Откуда он взялся не спрашивай, я не в курсе.
На некоторое время мы замолкаем, следя за тем как какой то мужик, ползая на карачках, светит фонариком в трещины асфальта бубня: ну где же вы, дорогие мои уточки?
— Мы живем грязном и мудацком городе, где одни психи, неврастеники и алконавты.- неожиданно зло цедит Олег. – В мудацкой стране. В мудацком мире. И никакого выхода из этого нет.
Он вынимает из кармана мобильный и быстро набирает чей то номер.
— Алло. Привет это я…
Я отхожу в сторону, потому что догадываюсь, кому он звонит. Мы старые друзья и знаю, из-за чего в нём просыпается такая злость. У его отчаяния даже имя есть.
— Света, кругом одно говнище. – кричит он в трубку. — Серьёзно, одно говно. И я готов есть это говно. Лопатами. С тобой – всё что угодно.
Некоторое время он молчит слушая голос на другом конце линии. Потом с силой ударяет телефон об асфальт. Куски пластика летят мне под ноги. Олег обессилено садиться на бардюр и говорит, когда я присаживаюсь рядом:
— Два года, старик, эта хуйня длиться уже два года. У меня не получается привыкнуть к тому, что она не со мной. Эта сука даже шанса не даёт мне подняться обратно на ноги. Даже не хочет помочь мне научиться жить без неё.
Я молча протягиваю ему новую бутылку пива. Что я могу сказать? Всех нас когда-то нагибала женщина.
— Может пора подзавязать с блядками? Что-то они совсем перестали развлекать.
— Угу. Давай.
Где то высоко над крышами начинает греметь гром, падают на землю первые капли дождя. Олег смотрит на небо и говорит:
— В такие моменты я думаю, что ошибка – предполагать, что это природа плачет вместе с нами.
Я не отвечаю. Добавить мне нечего.
(с)http://www.udaff.com/creo/57559.html